Александр Казарновский ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ДМИТРИЮ БЫКОВУ // июнь 2017 года

Уважаемый г-н Быков!

Пишет вам Александр Казарновский, израильский русскоязычный писатель. Впрочем, в этом письме я выступаю скорее как ваш читатель, слушатель, зритель. Я с удовольствием читал ваши сатирические стихи, слушал ваши блестящие лекции о русской литературе, смотрел ваши выступления на "Эхе Москвы", показанные по RTVI. Меня всегда восхищало ваше умение проникнуть в суть вещей, взглянуть на явления жизни и литературы в неожиданном ракурсе. Поражала глубина и взвешенность суждений.

Все это, разумеется, до тех пор, пока речь не заходила о чем-то, так или иначе, связанном с Израилем. Сразу же разум начинал буксовать, и наружу выплескивался поток откровенной ненависти. Тут и желание припечатать бандюганов из ДНР, "обозвав" их Израилем. Тут и объявление Израиля "проектом, который пора закрывать". Тут и полный страстной надежды вопрос Губерману, назвавшему Израиль "страной крайностей" — "А вам не кажется, что она обречена?".

Статью, в которой вы отрицаете, что Израиль сражается за европейскую цивилизацию вы с редкостным тактом назвали "Не примазывайтесь!". И дело вовсе не в заимствованной, как вы сами говорите, у Эренбурга идее, что евреи, мол, та соль, которая должна быть в супе, а не в солонке. Мысль эта уже в двадцатых годах выглядела спорной, а после Освенцима стала звучать просто кощунственно. Недаром сам Эренбург именно из-за Холокоста счел преждевременным переиздание своего антисионистского романа "Бурная жизнь Лазика Роштванеца". В 1948 году он уже писал: "Государство Израиль напоминает… корабль, ковчег, плот, на котором держатся люди, застигнутые кровавым потопом расизма и фашизма". Так что — как вы там написали — "не примазывайтесь"? Вот-вот.

Вы жалуетесь, что вас за такие взгляды кто-то называет фашистом. Это, конечно, чушь. Даже предателем вряд ли вас стоит называть. А кем? Все мы были воспитаны, как манкурты, правда многим удалось свое манкуртство преодолеть. Увы, не всем! Однако, и среди убежденных манкуртов тоже можно выделиться. Одно дело — вялое открещиванье Кости Райкина от еврейства ("Я человек по сути русский — по культуре, языку, менталитету. Потому и выбрал православие") или сетования Улицкой по поводу преследования христиан в Израиле, а другое — ваше заявление о том, что "создание Израиля — историческая ошибка". До такого даже обильно полившая нас грязью Арбатова не додумалась — разве что пламенный борец за исправление этой "ошибки" Орхан Джемаль. Неплохая компания для еврея.

А что до вашего манкуртства, то вспоминается диалог из шварцевского "Дракона":

"Генрих. Но позвольте! Если глубоко рассмотреть, то я лично ни в чем не виноват. Меня так учили.

Ланцелот. Всех учили. Но зачем ты оказался первым Учеником?…"

Там Ланселот добавляет еще одно слово, которое я пока повторять не буду.

Правда, недавно оно так и просилось на язык — когда я смотрел в записи одно из ваших выступлений где, отвергая обвинение в фашизме (не знаю, каким дураком высказанное) вы вдруг заявили: "Среди правых израильтян, таких, как Алекс Тарн, например, он же Тарновский, фашистов гораздо больше, и Игорь Иртеньев совершенно правильно поступил, нанеся ему пощечину. Если б я был в это время, я бы ему с другой стороны помог, хотя двое на одного нечестно, конечно. Это абсолютно фашистский автор, и много таких среди израильских правых…"

Ну, то, что изначальная фамилия Тарна не Тарновский, а Тарновицкий, вы могли и запамятовать — Тарновский, Тарновицкий — возись с ними, фашистами! Это ведь не то, что Быкова с Козловым или, скажем, с Ословым спутать.

Насчет "двое на одного" — тоже можно не беспокоиться — ведь если гипотетически предположить, что вы оказались в зале на тот момент, так почему бы не представить себе, что и я там мог тогда же оказаться. И получилось бы у нас, на потеху антисемитам, двое на двое, все по-честному. А вот кем надо быть, чтобы назвать фашистом этого замечательного писателя, в своих романах беспощадного к головорезам и садистам, но сочувствующим любому герою — будь он серб или немец, еврей или цыган, русский или бедуин — если в нем есть хоть что-то человеческое?!

Кем надо быть, чтобы назвать фашистом человека, написавшего пронзительный роман "Квазимодо" и потрясающую по лиричности "Боснийскую спираль" ("Они всегда возвращаются")? Кем надо быть, чтобы так оскорбить писателя, проникшего в тайны судеб как народа, так и личности в романе "Пепел" ("Бог не играет в кости")? Неужели ответ на вопрос "кем надо быть" кроется в оборванной цитате из Шварца??! Неужели того, что автор еврей и пишет о евреях достаточно, чтобы ненависть застлала вам глаза? Непохоже. Иначе кто же создал потрясающие строки?

"Сколько нас давят — а все не достигли цели.
Как ни сживали со света, а мы все целы.
Как ни топтали, как ни тянули жилы,
Что ни творили с нами — а мы всё живы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дышишь, пока целуешь уста и руки
Саре своей, Эсфири, Юдифи, Руфи.
Вот он, мой символ веры, двигавшей горы,
Тоненький стебель последней моей опоры,
Мой стебелек прозрачный, черноволосый,
Девушка милая, ангел мой горбоносый".

Не вы ли?

И вот, когда, одетые в военную форму, эти горбоносые ангелы, эти Сары, Эсфири, Юдифи, Руфи в аэропорту Бен Гурион осуществляют проверку, охраняя, да фактически и спасая жизни тысяч пассажиров, у некой не имеющей к евреям отношения заброшенной "к нам по воле рока" дамы по имени Алла Боссарт это вызывает прилив ярости. Поскольку мадам Боссарт личность творческая, ярость выливается в следующие вирши:

"На крепостной стене страны
стоят девчонки, как овчарки.
Брезгливо натянув перчатки,
ощупывают мне штаны
на крепостной стене страны".

Это она про ваших Эсфирей и Юдифей, к одной из которых затем обращается так:

"Да, шикса я. Мы не родня,
дочь хитроумного еврея.
Но все же я тебя хитрее:
есть контрабанда у меня!
Да, шикса я. Мы — не родня.
Ты не нащупаешь мой схрон,
он у меня в надежном месте…"

Знакома ли Аллочка лично с отцом своей телепатической собеседницы? Сомневаюсь. Откуда она знает, что он хитроумный? Жид потому что.

Странно — когда в ваших стихах подобные персонажи бубнили: "Ишь ведь жиды! Плодятся, иудин корень!", вы не спешили бросаться к ним на защиту.

А что же за контрабанду везет наша поэтесса в схроне, которого тупой жидовке не нащупать?

Я прячу там один февраль,
хруст перламутра под ногами,
качает длинными серьгами
глициния, метёт миндаль...
я прячу там один февраль.

Я прячу дальнозоркий март,
когда обзор меняет ракурс,
сквозь изумруд сияет крокус…

Ну и так далее, месяц за месяцем. Обратите внимание, речь идет о красотах именно израильской природы, которые наша сверхпоэтичная Алла несет в своем схроне, в своем сердце, и которых Сарам, Эсфирям, Юдифям, Руфям и прочим неарийским животным конечно же не нащупать, то есть, не постичь. Почему я вспомнил этот антисемитский шедевр Аллы Боссарт? Причем здесь иртеньевская пощечина? При том, что у тех, кто слушал вашу речь могло создаться впечатление, будто фашист Алекс Тарн на презентации "Иерусалимского журнала" выкрикнул что-нибудь вроде: "Всех гоев в газовую камеру!", а благородный Иртеньев(чьи стихи я, между прочим, обожаю и готов часами шпарить наизусть) отвесил ему пощечину. На самом же деле Тарн ничего не кричал, а написал пародию на шедевр, отрывки из которого приведены выше. Едкую пародию, не спорю.

Беда, что именно Иртеньев — в девичестве Рабинович — оказался мужем Боссарт. Как же его угораздило? Это ведь вам не "вода-и-камень-лед-и— пламень", не конь с трепетной ланью в одной упряжке! Кое-что похлеще! Боюсь, что сие не случайно. Как сказал в свое время В.Л.Теуш, "на каждого гения (как и на каждую старуху) бывает проруха". "Проруха" Иртеньева, при всей его гениальности, это тяжелейший еврейский комплекс неполноценности, который лезет из всех щелей в его стихах.

Поймали арабы еврея
И стали жестоко пытать,
А ну, говори нам скорее,
Как звать тебя, мать-перемать.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не скажешь — живым не надейся
Тюремный покинуть подвал,
Но имя герой иудейский
Сиона врагам не назвал.

Молчал до последнего вздоха,
Как те ни пытали его,
Он «р» выговаривал плохо
И очень стеснялся того.

Или

Еврей пугливый к водопою
Спешит с еврейкою своей.

Или же

Три Петра и два Ивана,
Два Ивана, три Петра
Просыпались утром рано
И херачили с утра.

И завидовал им пьяным,
Двум Иванам, трем Петрам,
Трем Петрам и двум Иванам
Черной завистью Абрам.

Конечно же, стихи шуточные, да уж больно мала в них доля шутки…

Ну да ладно — комплексы комплексами, но ведь Иртеньев — поэт, и какой поэт!

Ему бы ответить Тарну строкой, не менее острой, не менее хлесткой, врезать эпиграммой! А он грабли распускает. Некрасиво это как-то.

Но вы, похоже, считаете, что вполне красиво. Вы даже не упоминаете суть конфликта, да для вас она и неважна. Тарн мыслит не так, как вы, любит страну, которую вы ненавидите, значит — фашист. А с фашистом что церемониться?! В морду ему!

Поразительная толерантность.

В свое время Губерман сказал вам: "Вы говорите много херни, как и положено талантливому человеку. Наверное, вам это зачем-то нужно — может, вы так расширяете границы общественного терпения, приучаете людей к толерантности, все может быть. Я вам за талант все прощаю".

Херню-то простить, вероятно, можно, а вот откровенное хамство и ненависть к инакомыслящим — вряд ли.