Автора!
Четыре балла
Любимец Москвы Игорь Иртеньев, умный, печальный и невероятно смешной поэт «новой волны», был на площади перед Совмином все три ночи. Вместе с Алексеем Дидуровым, Владимиром Друком, Дмитрием Филатовым, Михаилом Кочетковым, Александром Мирзаяном, Татьяной Миловой — да что там, практически со всеми лучшими поэтами и бардами Москвы. Молодыми и менее молодыми. В толпе видели Андрея Битова и Григория Горина.
Иртеньева звали на радио Белого дома. Но Игорь не услышал. Поэтому он так и не прочел ничего по радио, хотя по цепям порхало его довольно давнее двустишие:
КПСС антинародной
Покажем орган детородный!
А напротив, с другой стороны здания, пели «Елку в Кремле»:
«Метет, метет по всей земле
Железная метла,
Играет Ленин на пиле,
Чудны его дела…
Подводит к елке Дед Мороз
Снегурочку-Каплан,
Он в белом венчике из роз,
Она прошла Афган.
В носу бензольное кольцо,
Во лбу звезда горит,
Ее недетское лицо
О многом говорит».
О присутствии автора многие не подозревали.
— Игорь, ваше главное впечатление от великого стояния на реке Москве?
— В первые минуты я испытал чувство нереальности происходящего. Самая страшная ночь, по моему убеждению, вторая, особенно время с полуночи до двух, когда танков ждали с минуты на минуту. Я знал, что попадаю в зону перекрестного огня, но вел себя, кажется, на твердых четыре балла.
— А кто — на твердые пять?
— Дозорные и те, кто был на баррикадах. Я не пошел бы на танки с голыми руками…
— Как раз и призывали: не идти…
— Да. Но и не паниковал особенно. А самая светлая, самая праздничная — третья ночь. Такое единение, братание мы вряд ли когда-то еще испытаем. Да и слава Богу. Казалось бы, слишком страшен повод, но само это братское ликование для многих, я думаю, останется светлым воспоминанием в жизни. И был один момент: выступает Силаев, лицо вполне официальное, и вдруг — какая-то музыка из автобуса, стоящего рядом, и его речь на фоне этой музыки, и ракеты освещают наш дирижабль-поросятину; и со мной рядом стояли две очень милые собаки, которые лаяли жизнерадостно. Словом, это абсолютно новый жанр, съемки невообразимой картины — речь российского премьера, смех, выкрики, музыка, ракеты, лай... Чудесно!
— Игорь, вам не кажется, что люди, которые ходили под смертью, не скоро и трудно смогут вернуться к обычной жизни и работе? Примеры — и послевоенное время, и «афганцы», а ведь все, кто был на площади у Белого дома, под смертью как-никак ходили?
— Да, это страшно, и истерика в толпе могла начаться в любой момент. А всё-таки вместо нее были радость единения и всеобщая любовь. Я был счастлив. И это дало мне веру в то, что мы все-таки повытравили из себя «совков» — это мой главный вывод из происшедшего.
Четыре балла
Иртеньева звали на радио Белого дома. Но Игорь не услышал. Поэтому он так и не прочел ничего по радио, хотя по цепям порхало его довольно давнее двустишие:
КПСС антинародной
Покажем орган детородный!
А напротив, с другой стороны здания, пели «Елку в Кремле»:
«Метет, метет по всей земле
Железная метла,
Играет Ленин на пиле,
Чудны его дела…
Подводит к елке Дед Мороз
Снегурочку-Каплан,
Он в белом венчике из роз,
Она прошла Афган.
В носу бензольное кольцо,
Во лбу звезда горит,
Ее недетское лицо
О многом говорит».
О присутствии автора многие не подозревали.
— Игорь, ваше главное впечатление от великого стояния на реке Москве?
— В первые минуты я испытал чувство нереальности происходящего. Самая страшная ночь, по моему убеждению, вторая, особенно время с полуночи до двух, когда танков ждали с минуты на минуту. Я знал, что попадаю в зону перекрестного огня, но вел себя, кажется, на твердых четыре балла.
— А кто — на твердые пять?
— Дозорные и те, кто был на баррикадах. Я не пошел бы на танки с голыми руками…
— Как раз и призывали: не идти…
— Да. Но и не паниковал особенно. А самая светлая, самая праздничная — третья ночь. Такое единение, братание мы вряд ли когда-то еще испытаем. Да и слава Богу. Казалось бы, слишком страшен повод, но само это братское ликование для многих, я думаю, останется светлым воспоминанием в жизни. И был один момент: выступает Силаев, лицо вполне официальное, и вдруг — какая-то музыка из автобуса, стоящего рядом, и его речь на фоне этой музыки, и ракеты освещают наш дирижабль-поросятину; и со мной рядом стояли две очень милые собаки, которые лаяли жизнерадостно. Словом, это абсолютно новый жанр, съемки невообразимой картины — речь российского премьера, смех, выкрики, музыка, ракеты, лай... Чудесно!
— Игорь, вам не кажется, что люди, которые ходили под смертью, не скоро и трудно смогут вернуться к обычной жизни и работе? Примеры — и послевоенное время, и «афганцы», а ведь все, кто был на площади у Белого дома, под смертью как-никак ходили?
— Да, это страшно, и истерика в толпе могла начаться в любой момент. А всё-таки вместо нее были радость единения и всеобщая любовь. Я был счастлив. И это дало мне веру в то, что мы все-таки повытравили из себя «совков» — это мой главный вывод из происшедшего.