Алексей Мошков // интернет-газета «Ваши новости», 15 января 2018 года
Быков в Малом: «Еще три стишка, и можно считать, что гонорар отработан»Быков поступил очень умно: отвечая уже на первый вопрос, он несколько съехал в сторону и нанес превентивный удар, как бы заранее обезопасив себя от нападок и критики, вынуждая своим отступлением сузить будущий отчет о встрече до скупой информационной заметки, ибо все, что будет выходить за ее пределы, неизменно подпадет под то, что писатель уничижительно определил как «махание кулачками». Правда, этот выпад был нанесен прежде всего по разным там «активистам соцсетей» и блогерам, однако же его вполне можно распространить и на статью о творческом вечере.
«Есть такие люди, которые любят получать мазохистское наслаждение. И я, кстати, знаю, что и здесь есть несколько таких людей. И они здесь слова не скажут, но завтра в «Фейсбуке» напишут, как тут было отвратительно, как я своим видом и своими интонациями оскорбил великий русский город, и зачем я вообще приехал, и кто меня позвал. Вот нет бы здесь все это сказать и получить со сцены достойную отповедь, нет, они подождут и потом будут махать кулачками», — сказал поэт, отлично сознавая, что негативных отзывов не избежать.
Но я, разумеется, не пойду на поводу у лектора и в общих чертах постараюсь набросать картину встречи, дабы посвятить тех, кто не смог себе позволить (все-таки полторы тысячи рублей, которые нужно было выложить за билет — не такая уж маленькая сумма за неполные два часа мероприятия) либо элементарно не успел, не получилось и так далее, попасть в зал Малого в минувшее воскресенье. И дабы избежать обвинений в «махании кулачками», постараюсь железно придерживаться канвы вечера, лишь изредка сдабривая оную своими замечаниями — не столько в стремлении высказать свое мнение, сколько уйти от навязываемого сугубо информативного жанра.
Итак, начнем с появления. Быков вышел на сцену без фанфар, без триумфальных маршей — в отличие от того же Охлобыстина — что называется, запросто, как выходят на ежедневную, слегка уже приевшуюся, но привычную работу; ощущение скуки сквозило в его мимике и жестах, видимо, от предчувствия заурядности того, что должно сейчас разыграться. Точнее, того, что разыграет он сам. Надо полагать, поэтому литератор и выбрал наиболее простой для себя формат: чтение стихов. К которым, сложилось такое впечатление, он относится без всякого пафоса, снова же: как к работе, то есть, прежде всего, способу получения денег. О чем и говорят его слова, произнесенные минут за десять до конца выступления и вынесенные мною в заглавие:
«Еще три стишка, и можно считать, что гонорар отработан».
Эта поразительная честность несколько удивила: в общем, не так уж и важно, как Быков относится к стихам, это его личное дело, но этим уточнением он выказал свое отношение к публике. Интерпретировать его заявление можно только в одном ключе: в сугубо материальной заинтересованности от происходящего. Да, согласен, Быков — человек известный, и подобные «концерты» для него не редкость. Думается, он с радостью бы от них и вовсе отказался, по крайней мере, одно дело почитать где-нибудь в столице среди друзей, и совсем другое — тащиться на периферию (в России все, что не Москва либо Питер, — относится к окраинам), чтобы тешить там «дремучих провинциалов». Однако все же стоит учитывать пиетет этих самых «дремучих провинциалов» перед «столичной штучкой» и, думается, отвечать на это неуважением (тем более, такие поездки говорят о том, что литератор нуждается в деньгах, а это — возможность заработать) — дурной тон. Не для этого ли, тут же всплывает, и нужен был упреждающий удар, чтобы разом снять, оставить за кадром все претензии? Но вернемся от предположений к фактам.
Объективности ради скажу, что вступительное слово все же было сказано. Поэт поведал, что его «первая в жизни командировка в 16 лет была сюда», и здесь он «даже написал одно чрезвычайно мрачное стихотворение», которое, сразу предуведомил он публику, читать не будет, «щадя ваши чувства». «Мне сейчас естественно читать произведения более древние: недавно отпраздновав полтинник, я стараюсь делать вид, что этого не произошло», — пояснил поэт и приступил.
Читал он долго, целый час без остановки, пока зрители не стали засыпать — тогда он прервался, вспомнив о зрительских финансах: «Слишком долго слушать стихи невозможно, а деньги заплачены, может у вас есть какие-то вопросы, идеи, пожелания, записки, страшно сказать», — объявил поэт.
Вопросы, конечно, нашлись. Начну с самых провокационных (и этим интересных), на которые Быков ответил, отмечу, не очень интересно, грамотно уйдя в сторону и избегая компромата. «Пойдете ли Вы на выборы, и что бы Вы написали на форме российских спортсменов, которые будут выступать на Олимпиаде?» — спросила женщина с последнего ряда.
Быков начал со второго:
— Я бы не поехал на Олимпиаду. Выступать под нейтральным флагом — неприлично. Это не потому, что я такой патриот, а потому, что я разделяю ответственность с этой страной за этот флаг. Если я не ем определенного сыра, так сложилось, то почему я должен ехать и выступать под нейтральным флагом? Все граждане России так или иначе несут ответственность за это. Например, нас меньше сейчас переводят по всему миру. Я мог бы жить на свои переводы, но я этого лишен. Хорошо, я буду жить на доходы от преподавания или журналистики, или от издания в России. Это мне кажется очень важным: всегда разделять ответственность. А то как патриотизм свой выражать, так все первые, а как пропустить Олимпиаду — так нельзя. Россия очень много всего пропустила за последние 25 лет, думаю, что она перетопталась бы, и пропустив Олимпиаду.
Мнение, конечно, спорное, но, отдадим должное, весьма в официальной патриотической струе. А то, что спортсмены всю жизнь «вкалывали» на участие в Играх — кого это интересует? Ответственность за страну — это, конечно, очень хорошо, но почему страна не позаботилась о том, чтобы создать такую ситуацию, при которой спортсмены, защищающие, подчеркну, ее честь, выступали под ее флагом? Или патриотизм исключительно в том, чтобы покорно быть со своей страной, куда бы правительство ее не загоняло? И вопрос о предстоящих выборах всплывает со всей остротой.
— Что касается, пойду ли я на выборы, это никого не должно касаться, это абсолютно личное. Мы живем сейчас в таких обстоятельствах, что ни одно решение не является моральным. И ни одно решение не является правильным. Поэтому предлагать себя в качестве образчика сейчас совершенно нельзя. Поэтому — как будет у меня настроение, так я и поступлю, а вы поступайте сообразно вашему настроению,
— ответствовал поэт и гражданин, точно не понимая (на самом деле, преотлично понимая), что вопрос «идти или не идти на выборы» продиктован причинами исключительно политическими, а именно: призывом Алексея Навального эти самые выборы, вследствие его к ним недопуска, а значит нелегитимности, бойкотировать. И причем тут настроение — непонятно.
У меня тоже была заготовлена пара вопросов, которые я, пользуясь тем, что микрофон оказался у меня в руках, тут же озвучил: «Будет ли «вторая Болотная» после мартовских выборов и примет ли Быков в ней участие?» Первую часть публицист проигнорировал вовсе, да и вторую, в принципе тоже: «Я человек настроения. Поэт – это как эолова арфа, какие мне Господь подаст сигналы, так я поступлю». А как же гражданская позиция, она что — от настроения только зависит? Так, может, спортсменам тоже руководствоваться этим критерием — настроением — принимая решение ехать или нет на Олимпиаду? Или тут сугубо вопрос ответственности, которую в других сферах можно уже не разделять, сославшись на настроение?
Еще я полюбопытствовал, можно ли считать, что в своем последнем романе «Июнь» (о котором я довольно подробно писал) Быков обращается к современности, то есть те настроения, что были свойственны предвоенному времени, актуальны дню сегодняшнему?
— Можете считать как хотите,
— отрезал писатель.
Серьезных вопросов больше не было.
Однако на прочие вопросы поэт отвечал весьма любопытно. Так, на «Как не начать писать стихи после Вашего выступления?», он привел такой пример:
— Я помню, как-то брали интервью у БГ. И решили ему надерзить: вот, Борис Борисович, мы к Вам шли и зашли по дороге в столовую. И за обедом поняли, что писать, как Вы — очень просто: «Ты можешь взять борщ, если хочешь взять борщ…» Манера, фраза легко узнаваемы, этому легко подражать. Да, ответил он, но если начинаешь писать, как я, то начинаешь и жить, как я, а это выдержит не каждый.
В этом, без сомнения, есть своя правда: БГ часто бьет прямо в точку.
А вот интересно, что для поэта интеллигент сегодня?
— Лихачев требовал от интеллигента прежде всего скромности, мне кажется, что это представление несколько пошлое. Как сказал однажды Окуджава, интеллигент — это человек, который жаждет знаний, хочет принести их на алтарь Отечества и умеет дать в морду, когда это необходимо,
— рассказал Быков, надо думать, мотивируя свой превентивный удар. Возможно, даже бессознательно.
«Ваше выступление в СФ – какую цель Вы ставили?» — вот еще один вопрос, на который был получен, как выяснилось, исходя из предыдущих, весьма характерный ответ:
— Никакой цели я не ставил, меня позвали туда как лектора, туда зовут лекторов. Два раза я отказался, потому что не понимал, зачем. Они мне объяснили: зачем — изложить, что нужно сделать сейчас в педагогике. Я об этом рассказал. Ни пользы, ни вреда это принести не может. Чисто просветительская такая вещь, никаких действий это не вызовет, а рассказать о том, что дети не нуждаются в пропаганде, мне казалось важным и неопасным,
— пояснил писатель.
И думается, что во многом это относится и к творческой встрече: никакой цели Быков не ставил, просто почитал стихи. Да, ни пользы, ни вреда это не принесло, вряд ли поэт, учитывая неоднократную апелляцию к деньгам, считал это важным, но точно неопасным. От опасных вопросов он умело ушел, выразив определенную степень лояльности к власти, хотя его стихи носят куда более резкий, непримиримый характер. Но кто сейчас читает стихи? Время шестидесятых, когда поэты собирали стадионы, кануло в Лету, к поэзии нынче мало кто относится серьезно. Возможно, поэтому Быков в ней более радикален, чем в своих ответах. Возможно, потому он и сосредоточил свое выступление на них. Возможно. По крайне мере, в это очень хочется верить. Даже в том случае, если это выдумка чистой воды.
Но я, разумеется, не пойду на поводу у лектора и в общих чертах постараюсь набросать картину встречи, дабы посвятить тех, кто не смог себе позволить (все-таки полторы тысячи рублей, которые нужно было выложить за билет — не такая уж маленькая сумма за неполные два часа мероприятия) либо элементарно не успел, не получилось и так далее, попасть в зал Малого в минувшее воскресенье. И дабы избежать обвинений в «махании кулачками», постараюсь железно придерживаться канвы вечера, лишь изредка сдабривая оную своими замечаниями — не столько в стремлении высказать свое мнение, сколько уйти от навязываемого сугубо информативного жанра.
Итак, начнем с появления. Быков вышел на сцену без фанфар, без триумфальных маршей — в отличие от того же Охлобыстина — что называется, запросто, как выходят на ежедневную, слегка уже приевшуюся, но привычную работу; ощущение скуки сквозило в его мимике и жестах, видимо, от предчувствия заурядности того, что должно сейчас разыграться. Точнее, того, что разыграет он сам. Надо полагать, поэтому литератор и выбрал наиболее простой для себя формат: чтение стихов. К которым, сложилось такое впечатление, он относится без всякого пафоса, снова же: как к работе, то есть, прежде всего, способу получения денег. О чем и говорят его слова, произнесенные минут за десять до конца выступления и вынесенные мною в заглавие:
«Еще три стишка, и можно считать, что гонорар отработан».
Эта поразительная честность несколько удивила: в общем, не так уж и важно, как Быков относится к стихам, это его личное дело, но этим уточнением он выказал свое отношение к публике. Интерпретировать его заявление можно только в одном ключе: в сугубо материальной заинтересованности от происходящего. Да, согласен, Быков — человек известный, и подобные «концерты» для него не редкость. Думается, он с радостью бы от них и вовсе отказался, по крайней мере, одно дело почитать где-нибудь в столице среди друзей, и совсем другое — тащиться на периферию (в России все, что не Москва либо Питер, — относится к окраинам), чтобы тешить там «дремучих провинциалов». Однако все же стоит учитывать пиетет этих самых «дремучих провинциалов» перед «столичной штучкой» и, думается, отвечать на это неуважением (тем более, такие поездки говорят о том, что литератор нуждается в деньгах, а это — возможность заработать) — дурной тон. Не для этого ли, тут же всплывает, и нужен был упреждающий удар, чтобы разом снять, оставить за кадром все претензии? Но вернемся от предположений к фактам.
Объективности ради скажу, что вступительное слово все же было сказано. Поэт поведал, что его «первая в жизни командировка в 16 лет была сюда», и здесь он «даже написал одно чрезвычайно мрачное стихотворение», которое, сразу предуведомил он публику, читать не будет, «щадя ваши чувства». «Мне сейчас естественно читать произведения более древние: недавно отпраздновав полтинник, я стараюсь делать вид, что этого не произошло», — пояснил поэт и приступил.
Читал он долго, целый час без остановки, пока зрители не стали засыпать — тогда он прервался, вспомнив о зрительских финансах: «Слишком долго слушать стихи невозможно, а деньги заплачены, может у вас есть какие-то вопросы, идеи, пожелания, записки, страшно сказать», — объявил поэт.
Вопросы, конечно, нашлись. Начну с самых провокационных (и этим интересных), на которые Быков ответил, отмечу, не очень интересно, грамотно уйдя в сторону и избегая компромата. «Пойдете ли Вы на выборы, и что бы Вы написали на форме российских спортсменов, которые будут выступать на Олимпиаде?» — спросила женщина с последнего ряда.
Быков начал со второго:
— Я бы не поехал на Олимпиаду. Выступать под нейтральным флагом — неприлично. Это не потому, что я такой патриот, а потому, что я разделяю ответственность с этой страной за этот флаг. Если я не ем определенного сыра, так сложилось, то почему я должен ехать и выступать под нейтральным флагом? Все граждане России так или иначе несут ответственность за это. Например, нас меньше сейчас переводят по всему миру. Я мог бы жить на свои переводы, но я этого лишен. Хорошо, я буду жить на доходы от преподавания или журналистики, или от издания в России. Это мне кажется очень важным: всегда разделять ответственность. А то как патриотизм свой выражать, так все первые, а как пропустить Олимпиаду — так нельзя. Россия очень много всего пропустила за последние 25 лет, думаю, что она перетопталась бы, и пропустив Олимпиаду.
Мнение, конечно, спорное, но, отдадим должное, весьма в официальной патриотической струе. А то, что спортсмены всю жизнь «вкалывали» на участие в Играх — кого это интересует? Ответственность за страну — это, конечно, очень хорошо, но почему страна не позаботилась о том, чтобы создать такую ситуацию, при которой спортсмены, защищающие, подчеркну, ее честь, выступали под ее флагом? Или патриотизм исключительно в том, чтобы покорно быть со своей страной, куда бы правительство ее не загоняло? И вопрос о предстоящих выборах всплывает со всей остротой.
— Что касается, пойду ли я на выборы, это никого не должно касаться, это абсолютно личное. Мы живем сейчас в таких обстоятельствах, что ни одно решение не является моральным. И ни одно решение не является правильным. Поэтому предлагать себя в качестве образчика сейчас совершенно нельзя. Поэтому — как будет у меня настроение, так я и поступлю, а вы поступайте сообразно вашему настроению,
— ответствовал поэт и гражданин, точно не понимая (на самом деле, преотлично понимая), что вопрос «идти или не идти на выборы» продиктован причинами исключительно политическими, а именно: призывом Алексея Навального эти самые выборы, вследствие его к ним недопуска, а значит нелегитимности, бойкотировать. И причем тут настроение — непонятно.
У меня тоже была заготовлена пара вопросов, которые я, пользуясь тем, что микрофон оказался у меня в руках, тут же озвучил: «Будет ли «вторая Болотная» после мартовских выборов и примет ли Быков в ней участие?» Первую часть публицист проигнорировал вовсе, да и вторую, в принципе тоже: «Я человек настроения. Поэт – это как эолова арфа, какие мне Господь подаст сигналы, так я поступлю». А как же гражданская позиция, она что — от настроения только зависит? Так, может, спортсменам тоже руководствоваться этим критерием — настроением — принимая решение ехать или нет на Олимпиаду? Или тут сугубо вопрос ответственности, которую в других сферах можно уже не разделять, сославшись на настроение?
Еще я полюбопытствовал, можно ли считать, что в своем последнем романе «Июнь» (о котором я довольно подробно писал) Быков обращается к современности, то есть те настроения, что были свойственны предвоенному времени, актуальны дню сегодняшнему?
— Можете считать как хотите,
— отрезал писатель.
Серьезных вопросов больше не было.
Однако на прочие вопросы поэт отвечал весьма любопытно. Так, на «Как не начать писать стихи после Вашего выступления?», он привел такой пример:
— Я помню, как-то брали интервью у БГ. И решили ему надерзить: вот, Борис Борисович, мы к Вам шли и зашли по дороге в столовую. И за обедом поняли, что писать, как Вы — очень просто: «Ты можешь взять борщ, если хочешь взять борщ…» Манера, фраза легко узнаваемы, этому легко подражать. Да, ответил он, но если начинаешь писать, как я, то начинаешь и жить, как я, а это выдержит не каждый.
В этом, без сомнения, есть своя правда: БГ часто бьет прямо в точку.
А вот интересно, что для поэта интеллигент сегодня?
— Лихачев требовал от интеллигента прежде всего скромности, мне кажется, что это представление несколько пошлое. Как сказал однажды Окуджава, интеллигент — это человек, который жаждет знаний, хочет принести их на алтарь Отечества и умеет дать в морду, когда это необходимо,
— рассказал Быков, надо думать, мотивируя свой превентивный удар. Возможно, даже бессознательно.
«Ваше выступление в СФ – какую цель Вы ставили?» — вот еще один вопрос, на который был получен, как выяснилось, исходя из предыдущих, весьма характерный ответ:
— Никакой цели я не ставил, меня позвали туда как лектора, туда зовут лекторов. Два раза я отказался, потому что не понимал, зачем. Они мне объяснили: зачем — изложить, что нужно сделать сейчас в педагогике. Я об этом рассказал. Ни пользы, ни вреда это принести не может. Чисто просветительская такая вещь, никаких действий это не вызовет, а рассказать о том, что дети не нуждаются в пропаганде, мне казалось важным и неопасным,
— пояснил писатель.
И думается, что во многом это относится и к творческой встрече: никакой цели Быков не ставил, просто почитал стихи. Да, ни пользы, ни вреда это не принесло, вряд ли поэт, учитывая неоднократную апелляцию к деньгам, считал это важным, но точно неопасным. От опасных вопросов он умело ушел, выразив определенную степень лояльности к власти, хотя его стихи носят куда более резкий, непримиримый характер. Но кто сейчас читает стихи? Время шестидесятых, когда поэты собирали стадионы, кануло в Лету, к поэзии нынче мало кто относится серьезно. Возможно, поэтому Быков в ней более радикален, чем в своих ответах. Возможно, потому он и сосредоточил свое выступление на них. Возможно. По крайне мере, в это очень хочется верить. Даже в том случае, если это выдумка чистой воды.