Дмитрий Быков в программе ОДИН от 15-го июля 2016 года:
Я прав… то есть и вы правы, и я прав, говоря об этом: действительно пространство над Россией сегодня (и об этом, кстати, Артемий Троицкий недавно писал) какой-то занято медузой чёрной, которая лежит и в несколько пластов нам небо закрывает. Это легко очень проверить — попробуйте выехать куда-то, и вы почувствуете, что контакт с небом даётся гораздо проще, не надо всё время пробивать эту медузу. А то в России как-то, знаете, мы так уже привыкли, глядя на небо, ощущать тщетность всех усилий — мама не горюй. Но, ребята, это же временные вещи. Мы коллективными усилиями можем эту медузу пробить — просто надо более упорно, может быть, стремиться к небу.
Я прав… то есть и вы правы, и я прав, говоря об этом: действительно пространство над Россией сегодня (и об этом, кстати, Артемий Троицкий недавно писал) какой-то занято медузой чёрной, которая лежит и в несколько пластов нам небо закрывает. Это легко очень проверить — попробуйте выехать куда-то, и вы почувствуете, что контакт с небом даётся гораздо проще, не надо всё время пробивать эту медузу. А то в России как-то, знаете, мы так уже привыкли, глядя на небо, ощущать тщетность всех усилий — мама не горюй. Но, ребята, это же временные вещи. Мы коллективными усилиями можем эту медузу пробить — просто надо более упорно, может быть, стремиться к небу.
Дмитрий Быков на презентации сборника «Если нет…» от 3-го февраля 2017 года:
Вот странное, странное ощущение. Понимаете, в России мне сейчас писать трудно. У меня есть ощущение, что какая-то медуза такая висит над страной, не пропуская ни наши чаяния к Богу, ни божественные излучения к нам. Какая-то… Ну, знаете, что-то вроде чайного гриба. Какая-то такая слизистая субстанция висит. Те, кто сейчас летает самолётами, они могут заметить, как трудно они преодолевают эту облачность. Что-то такое висит. А в других местах мне пишется очень легко. И поэтому прозу я предпочитаю писать дома (потому что ощущение этой медузы способствует появлению хорошей, мрачной, такой депрессивной прозы), а стихи я стараюсь писать в каких-то… на каких-то других территориях. Вот оттуда я их привожу в большом количестве. Поскольку меня довольно много зовут преподавать, слава богу, это пока получается.
Вот странное, странное ощущение. Понимаете, в России мне сейчас писать трудно. У меня есть ощущение, что какая-то медуза такая висит над страной, не пропуская ни наши чаяния к Богу, ни божественные излучения к нам. Какая-то… Ну, знаете, что-то вроде чайного гриба. Какая-то такая слизистая субстанция висит. Те, кто сейчас летает самолётами, они могут заметить, как трудно они преодолевают эту облачность. Что-то такое висит. А в других местах мне пишется очень легко. И поэтому прозу я предпочитаю писать дома (потому что ощущение этой медузы способствует появлению хорошей, мрачной, такой депрессивной прозы), а стихи я стараюсь писать в каких-то… на каких-то других территориях. Вот оттуда я их привожу в большом количестве. Поскольку меня довольно много зовут преподавать, слава богу, это пока получается.
Дмитрий Быков в программе ОДИН от 6-го февраля 2018 года:
В числе любимых городов, ну, наверное, я все-таки назвал бы упомянутые Петербург и Портленд. Ну, мне очень трудно не назвать Москву, потому что это было бы неблагодарно. Я не могу сказать, что я люблю Москву, и не могу сказать, что мне в нынешней Москве уютно, но я радуюсь всегда, возвращаясь сюда. Как мы помним из Окуджавы: «Родина есть предрассудок, который победить нельзя». И я начинаю чувствовать, практически сразу вернувшись (вот я только что прилетел из маленького такого турне Новосибирск — Красноярск — Екатеринбург), я сразу в Москве начинаю чувствовать страшно давящую здесь какую-то как бы медузу слизистую, которая висит между небом и городом, которая давит и страхом, и неопределённостью, и злобой на всех живущих здесь. Но это же не вина Москвы, это так образовалось. Это, может быть, такая защита московской власти стоит над этим городом, такой кинговский купол, чтобы ничто живое и весёлое не могло сюда протиснуться.
В числе любимых городов, ну, наверное, я все-таки назвал бы упомянутые Петербург и Портленд. Ну, мне очень трудно не назвать Москву, потому что это было бы неблагодарно. Я не могу сказать, что я люблю Москву, и не могу сказать, что мне в нынешней Москве уютно, но я радуюсь всегда, возвращаясь сюда. Как мы помним из Окуджавы: «Родина есть предрассудок, который победить нельзя». И я начинаю чувствовать, практически сразу вернувшись (вот я только что прилетел из маленького такого турне Новосибирск — Красноярск — Екатеринбург), я сразу в Москве начинаю чувствовать страшно давящую здесь какую-то как бы медузу слизистую, которая висит между небом и городом, которая давит и страхом, и неопределённостью, и злобой на всех живущих здесь. Но это же не вина Москвы, это так образовалось. Это, может быть, такая защита московской власти стоит над этим городом, такой кинговский купол, чтобы ничто живое и весёлое не могло сюда протиснуться.
Дмитрий Быков в программе ОДИН от 16-го марта 2018 года:
Я вообще думаю (я много раз об этом тоже говорил), что над Москвой висит такая медуза, ослизлая какая-то, которая не пропускает к нам солнечных лучей и вообще чего-то важного к нам не пропускает, каких-то небесных излучений. Давайте или попытаемся её пробить (что сейчас маловероятно), или попытаемся пока временно найти, может быть, другое место, там подзарядиться и вернуться.
Я вообще думаю (я много раз об этом тоже говорил), что над Москвой висит такая медуза, ослизлая какая-то, которая не пропускает к нам солнечных лучей и вообще чего-то важного к нам не пропускает, каких-то небесных излучений. Давайте или попытаемся её пробить (что сейчас маловероятно), или попытаемся пока временно найти, может быть, другое место, там подзарядиться и вернуться.
Дмитрий Быков в программе ОДИН от 5-го июля 2019 года:
У меня действительно есть ощущение, что над Россией висит сейчас какая-то медуза склизкая (разумеется, простите за перекличку с названием превосходного СМИ); есть ощущение, что какая-то сущность не пропускает лучей небесных ко мне сюда. И все, все в России сейчас живут, мне кажется, недополучая какого-то небесного кислорода, какой-то небесной информации. Временно вылетаешь из этого (временно; о том, чтобы совсем скрыться из этой среды речи не идёт) — получаешь какую-то новую информацию, а обдумывать её и описывать возвращаешься в Россию. Потому что там всё-таки я привык, и там лучше пишется.
У меня действительно есть ощущение, что над Россией висит сейчас какая-то медуза склизкая (разумеется, простите за перекличку с названием превосходного СМИ); есть ощущение, что какая-то сущность не пропускает лучей небесных ко мне сюда. И все, все в России сейчас живут, мне кажется, недополучая какого-то небесного кислорода, какой-то небесной информации. Временно вылетаешь из этого (временно; о том, чтобы совсем скрыться из этой среды речи не идёт) — получаешь какую-то новую информацию, а обдумывать её и описывать возвращаешься в Россию. Потому что там всё-таки я привык, и там лучше пишется.
Александр Проханов в программе ОСОБОЕ МНЕНИЕ от 9-го октября 2019 года:
[Алексей Нарышкин:]
― Но любой ли ценой надо сохранять государственную целостность?
[Александр Проханов:]
― Если речь идет о суверенитете, то любой.
[Алексей Нарышкин:]
― А вы считает, что когда Путин пришел, была серьёзная угроза суверенитету?
[Александр Проханов:]
― Тогда не было государства.
[Алексей Нарышкин:]
― В 1999 году Ельцин сказал «ухожу» и пришел Путин. А что тогда было?
[Александр Проханов:]
― Была огромная медуза, которая расплылась между трех океанов. У этой медузы не было хребта, не было мозга — этой медузой управляли. Ее вычерпали, эту медузу, сачком из Советского Союза и плюхнули сюда. И она расплылась. Вот, что было к 90-му году.
Россия находилась во внешнем управлении, у России не было своей внешней политики – у нас был прекрасный и обаятельный министр иностранных дел Козырев, который сейчас торгует стрептоцидом в США. Он сказал, что у России нет национальных интересов, мы должны следовать в фарватере американских интересов.
Но не только. У нас не было армии, промышленности, по существу, не было культуры. У нас в ту пору ничего не было. У нас были огромные руины развалов.
[Алексей Нарышкин:]
― А то, что у нас сейчас куча военщины, секретные стать расходов на оборонные дела — вас это устраивает? Это как бы часть нашего суверенитета?
[Александр Проханов:]
― То, что вы называете «военщиной» я называю «военные», то, что вы называете «солдатчиной» я называю «солдатами», поэтому для меня слово «военщина» неприменимо.
[Алексей Нарышкин:]
― Но любой ли ценой надо сохранять государственную целостность?
[Александр Проханов:]
― Если речь идет о суверенитете, то любой.
[Алексей Нарышкин:]
― А вы считает, что когда Путин пришел, была серьёзная угроза суверенитету?
[Александр Проханов:]
― Тогда не было государства.
[Алексей Нарышкин:]
― В 1999 году Ельцин сказал «ухожу» и пришел Путин. А что тогда было?
[Александр Проханов:]
― Была огромная медуза, которая расплылась между трех океанов. У этой медузы не было хребта, не было мозга — этой медузой управляли. Ее вычерпали, эту медузу, сачком из Советского Союза и плюхнули сюда. И она расплылась. Вот, что было к 90-му году.
Россия находилась во внешнем управлении, у России не было своей внешней политики – у нас был прекрасный и обаятельный министр иностранных дел Козырев, который сейчас торгует стрептоцидом в США. Он сказал, что у России нет национальных интересов, мы должны следовать в фарватере американских интересов.
Но не только. У нас не было армии, промышленности, по существу, не было культуры. У нас в ту пору ничего не было. У нас были огромные руины развалов.
[Алексей Нарышкин:]
― А то, что у нас сейчас куча военщины, секретные стать расходов на оборонные дела — вас это устраивает? Это как бы часть нашего суверенитета?
[Александр Проханов:]
― То, что вы называете «военщиной» я называю «военные», то, что вы называете «солдатчиной» я называю «солдатами», поэтому для меня слово «военщина» неприменимо.