Наталья Быкова (интервью) // «Читаем вместе», №10, октябрь 2019 года

— Наталья Иосифовна, тогда, в годы вашей юности, в чести ли были пединституты? Учили ли студентов вашего поколения чему-то такому, чему не учат сейчас?

— В мой любимый МГПИ имени Ленина конкурс тогда был, помню, 12 человек на место. Медалисты не сдавали экзамены, а проходили собеседование. В год, когда я поступала, из 35 медалистов собеседование прошли только 10. Я в их числе. Строгость была необыкновенная — а это залог высокого качества абитуриентов и, следовательно, в дальнейшем и высокого качества выпускников. А какие были преподаватели! Например, нас учили Сергей Ефимович Крючков, автор по сей день востребованного учебника русского языка. Борис Иванович Пуришев, профессор зарубежной литературы, гениальный, умница, цитирующий стихи на всех языках: английского поэта — на английском, чешского — на чешском! Мы все были в него влюблены. Сейчас у студентов, кажется, нет практики. А мы по 3 месяца в школе сидели. В общем, то, что дал мне институт, не сравнимо ни с чем.

— Вы ведь учились там в одно время с Визбором, Фоменко, Кимом?

— Да. С Юличкой Кимом мы вообще одногруппники. Он мне всегда завидует. Говорит: «Вот вы, учителя, подвижники, а я занимаюсь ерундой». (Смеется.)

— Кстати, поступая в МГПИ, вы хотели быть именно учителем?

— Признаюсь, нет. Я думала, что буду просто филологом — либо критиком, либо исследователем. Но не учителем. И на практике я тоже в эту профессию не влюбилась. Я её боялась. Но мне очень повезло, что после окончания института я долго не могла найти работу. Филологи как-то были не нужны. И вот однажды шла я по Петровке и в окне одного из зданий увидела очень красивые цветы. Захотелось узнать, что это за чудо такое в горшках. И я туда зашла. Оказалось, что зашла в школу. Мне встретилась уборщица, она предложила обратиться насчёт цветов к завхозу. Мы с завхозом разговорились. Я рассказала, что я вот учительница, но работы пока нет. И она мне говорит: «А не хотите у нас поработать?» Я согласилась. И в этой совершенно волшебной школе проработала 17 лет.

— В чем было волшебство?

— Это была школа старых интеллигентов, которых отличали высочайший профессионализм, изумительная общая культура, потрясающее отношение к детям. В основном у нас учились татарские дети. Школа находилась недалеко от ЦУМа, и там вокруг жили в основном татары, которые промышляли тем, что занимали очередь за дефицитными товарами и потом эти свои места в очереди продавали. (Смеётся.) Их дети — милые, умные, тонкие, порядочные. Их было большинство. А вторую часть составляли дети актёров Большого театра, но не звёзд, а кордебалета, хора. Они были более интеллектуальные, но и более вольного поведения. Первые уравновешивали вторых — и получалось здорово. В прошлом году они, мой первый выпуск, пригласили меня в ресторан на отмечание важного события — достижения ими пенсионного возраста. (Смеётся.) Дима меня туда сопровождал. И вот ведь что интересно: из того моего первого выпуска больше половины ребят оказались офицерами МВД, и в основном девочки. Одна даже была в звании полковника! В общем, это были мои 17 лет блаженства. А потом школа закрылась, потому что не стало детей. Район начали расселять. И я нашла работу рядом с домом, в английской спецшколе. В ней я проработала до выхода на пенсию. А поскольку в этой школе оказалась переводом, то получается, что я всю жизнь трудилась на одном месте. У меня всего одна запись в трудовой книжке. Школе я отдала 50 лет и уже почти 10 лет занимаюсь репетиторством, а это, по сути, то же самое. Вот так преподавание стало делом всей моей жизни.

— У вас не возникало желания уйти из школы, перестать быть учителем и стать, скажем, критиком, как хотелось в юности?

— Никогда! А я больше ничего не умею делать. (Смеётся.)

— Как считаете, если бы профессия учителя оплачивалась достойно, ярких личностей в преподавательском составе стало бы больше?

— Дело даже не в оплате, хотя, конечно, она важна. Понимаете, должно быть призвание. Учительская профессия — творческая профессия. Если у тебя есть дарование — слава богу, если нет — тебе можно зарплату поднять до небес, но всё равно толка не будет. Это дар. Как выделять людей даровитых, я не знаю. Но, наверное, надо всю систему приёма в педагогические вузы изменить. Во-первых, надо принимать медалистов без экзаменов. Если медалист идёт в педагогический вуз, значит, это его искреннее желание. Затем, конечно, надо приглашать преподавателей самого высокого класса. Возвращать педагогическую практику. И обязательно ввести в программу посещение театров. Нас специально водили в Малый театр, чтобы все усвоили московское произношение, ведь студенты были из разных мест (я-то, слава богу, москвичка в сто десятом поколении). И ещё надо безжалостно отсеивать всех, кто не чувствует призвания к этой профессии.

— Какие человеческие качества ну никак не сочетаются с учительством?

— Вот часто говорят, что учитель должен любить детей. На мой взгляд, это очень спорное утверждение. Я вам признаюсь: я не люблю детей. (Смеётся.) Точнее, я вижу в них взрослых людей. Дело ещё в том, что я никогда не работала в школе со средним звеном — только начиная с 8-го класса. И учащиеся с 8-го по 11-й класс никакие не дети, во многих отношениях они взрослее меня. Я общалась с ними как со взрослыми, что им весьма нравилось. Учитель может с учениками спорить, может негодовать по поводу каких-то их выходок, но он никогда не должен демонстрировать, что выше их, хотя это очень трудно. Нельзя вызывать в школу родителей — в общем, все эти педагогические приёмы снимаются, а идут просто человеческие отношения. Мы партнёры. Только тогда можно рассчитывать на уважение и на хороший результат учебного процесса. И если учитель на это неспособен, ему надо менять профессию. Мне ни разу не пришлось повысить голос на ребёнка. Правда, в первые годы преподавания я носила прозвище Молодая Ведьма, потому что не кричала, не ругалась, но говорила детям в ответ на их проступки разные остроумные гадости. Колкости. (Смеётся.) Это непосредственно рождалось, заранее я ничего не придумывала. Потом от этого избавилась, потому что поняла, что иногда делаю ребёнку больно.

— Может ли учитель привить любовь к чтению?

— Приучить к чтению совершенно невозможно, как, например, меня нельзя приучить танцевать. Это или дано, или не дано. Но попытка не пытка. Начинать нужно не с чтения, а с пересказа. Дети 5, 7, 10 лет воспринимают литературу только в пересказе, причём профессионала, который по-актёрски умеет это делать. Ну не хотят они в этом возрасте читать! Поэтому учитель должен обладать ещё и актёрскими способностями. Скажем, анализировать стихотворение также бессмысленно, как... Помните. да? «Звуки умертвив, музыку я разъял, как труп. Поверил я алгеброй гармонию». То есть выискивая на уроках идейный смысл поэтического произведения, обсуждая композиционные приёмы, эпитеты, метафоры, мы тем самым убиваем поэзию, интерес к ней. Поэтому единственное, что надо делать учителю,— это выразительно читать стихи. И конечно, совершено бессмысленное занятие пытаться привить детям любовь к классической литературе. Это так безумно далеко от них!

— То есть эти сложности не надо преподавать в школе?

— Их надо преподавать — точно так же, как надо преподавать, скажем, математику, физику... Заставить всех детей любить эти предметы невозможно, но давать знания необходимо. Так же нельзя заставить ребёнка с удовольствием читать «Войну и мир». Мне вот один ученик сказал: «Я лучше на 3 месяца сяду в тюрьму, чем буду это читать». И когда я одному из детей задала вопрос: «Как ты можешь жить, не прочитав «Евгения Онегина»?», он мне ответил: «А как вы можете жить, не владея компьютером?» (Смеётся.) А я действительно совершенно им не владею и плохо отношусь к людям, которые не выпускают эти технические «игрушки» из рук. Вот и современным детям так же чужды «Евгений Онегин» или «Анна Каренина», они не понимают описанных там переживаний. Почему Татьяна не могла иметь любовником Онегина и спокойно жить? «Я другому отдана и буду век ему верна» — какая глупость! Конечно, я пыталась им это всё объяснить. Мы начинали спорить, возникала живая дискуссия... Понимаете, и детям, и учителю должно быть на уроке интересно. только тогда что-то хорошее получается.

— Одним словом, преподаватель должен обладать целым комплексом дарований, чтобы выполнять свою работу так, как её должно выполнять.

— Верно. Хороший учитель — это штучный товар. И мне повезло, что я сразу попала в школу, где все преподаватели были такими. У нас математик, например, окончил одновременно консерваторию и физмат, учительница химии — музыкальное училище и институт военных химиков, в войну прошла через концлагерь... Люди были потрясающие, уникальные. Это сказывалось на всём. Поэтому годы, проведённые в этой школе, я и называю блаженством. Наверняка так же вспоминают о ней и её выпускники. И вот то, что я находилась среди таких профессионалов, считаю, и сделало меня учителем.