Дмитрий Быков (видео) // «YouTube. Собеседник Медиа», 1 октября 2020 года
Быков — Дмитриеву: Прошу, доживите до момента, когда ваших убийц назовут по именам
Накануне Верховный суд Карелии сразу на 10 лет (с 3,5 до 13 лет) увеличил срок главе регионального «Мемориала» Юрию Дмитриеву, которого ранее сочли виновным по части 4 статьи 132 УК РФ («Насильственные действия сексуального характера»). Об истинном значении такого приговора для России и своем отношении к историку в видеобращении для Sobesednik.ru рассуждает публицист и писатель Дмитрий Быков.
[Дмитрий Быков:]
— Дело Юрия Дмитриева производит не просто шокирующее, а даже с точки зрения здравого смысла очень странное впечатление. Ну, во-первых, уже в двух судебных процессах сказать, что он изготавливал порнографию не удалось. Получается странная картина с изготовлением порнографии. Он фотографировал действительно ребёнка, действительно усыновлённого [удочерённого], действительно в голом виде. Девять фотографий из двухсот вызвали подозрение у экспертов. Но, во-первых, простите, фотографировать своего ребёнка наедине с собой, никак не распространяя эти фотографии, имеет право вообще-то любой. Тем более, что на этих фотографиях никакой порнографии эксперты не усмотрели. Далее вступает в дело вот уже в последнем процессе такая резкая радикальная перемена приговор, который с трёх лет (ниже нижнего предела) изменился на тринадцать, а порнографию направили на новое доследование. Ну, в мере объективности петрозаводских судов мы можем уже убедиться после того, как Дмитриеву инкриминировано было хранение оружия, имея в виду ржавую часть ствола от давно-давно не существующей винтовки. Но это бог с ним. Это просто наглядная иллюстрация. А вот сейчас, значит, в дело вступила тяжёлая артиллерия в виде обвинения в педофилии. Когда сейчас… когда на наших глазах разворачивается, например, довольно известное дело [Александра] Берёзкина (по-google-ите в Интернете — много интересного узнаете), где против Берёзкина нет вообще ни одного объективного свидетельства, не говоря уже о том, что медицинское освидетельствование девочки, про него такое сказавшей, тоже не выявило абсолютно никаких повреждений. Но не хочу отвлекать именно от дмитриевского вопроса. Обвинения в педофилии — оно — принципиально очень удобно. Удобно оно по двум причинам. Во-первых, достаточно одного слова ребёнка. Ребёнок — ведь это святое, понимаете? Ведь когда ребёнок сказал, ведь ребёнок врать же не будет, правильно, да? Тем более, растлевать ребёнка — это грех с точки зрения Евангелия тягчайший. Тому лучше было бы, чтобы его ввергли в бездну,— сказано там,— с жерновом на шее. Хотя в случае приёмной дочери Дмитриева, у неё тоже не выявлено никаких повреждений. Ну, может, это такой какой-то особо изощрённый, особо хитрый педофил. У них там вообще целое гнездо педофилов, судя по всему. Потому что Сергей Колтырин, который вместе с Дмитриевым раскапывал Сандармох, он был обвинён в педофилии и приговорён к девяти годам строгого режима (всё-таки не к тринадцати), и умер под стражей в апреле этого года. Т.е. автоматически любой противник ФСБ у нас является либо педофилом, либо наркоманом. Это наводит на некоторые размышления. Вероятно, так происходит потому, что все развратные люди, которые к тому же употребляют наркотики, очень сильно ненавидят ФСБ, и не могут ей простить массовых расстрелов в [19]30-е годы. На самом деле этот удивительный парадокс — что у нас все противники власти либо педофилы, либо наркоманы, либо распространители порнографии — объясняется очень просто: по этим обвинениям человека закатать необычайно легко. Ну, подошёл ты к ребёнку, даже к собственному, погладил его по голове — всё, педофил; подбросили тебе — всё, ты наркоман. Это и в [19]70-е годы так было и ничего здесь принципиально нового нет. С Дмитриевым ведь в чём, понимаете, ещё проблема. Наши дети, дети, которые обучались в киношколе московской на Шабаловке, очень часто с Дмитриевым выезжали на раскопки — и в Сандармох, и на Соловки… Мой сын с ним ездил на Соловки. Он его иначе как Хоттабычем не зовёт, и относится к нему с колоссальным уважением. И получается, что мы свои детей доверяли педофилу, у которого в жизни, кстати, ни одного подобного эпизода. А я очень благодарен Дмитриеву за то, что вот Андрей [Быков] с ним туда ездил, именно потому, что он возвращался всякий раз не просто переполненный впечатлениями, он возвращался всякий раз потрясённый. Он видел действительно эти следы массовых захоронений, расстрелов, пыток. И он после этого начинал понимать историю России несколько иначе, несколько что ли более буквально, понимаете, более наглядно. И я с Дмитриевым сам знаком. Он производит впечатление человека вполне адекватного. Была экспертиза у Сербского, которая тоже никакой патологии у него не выявила. Ну нельзя же вот так действительно калечить судьбу человека, судьбу его дочери. Ведь «Медуза», кстати говоря, публиковала фрагменты разговоров психологов с его дочерью, где абсолютно чётко видно… (это там обозначено как коммуникативное насилие) что её подталкивают к определённым ответам. Ну ведь я дальше жить с этим, понимаете, с мыслью от том, что она своего опекуна засадила на тринадцать лет. Ну как же можно так с людьми-то поступать в самом деле? Я уже не говорю о том, что тринадцать лет строгого режима, когда за убийство дают меньше, это очень демонстративная мера. Так не бывает, чтобы суд одной инстанции давал три года, а суд другой — по апелляции — ужесточал до тринадцати. И совершенно очевидно здесь, во-первых, сведение счётов с Дмитриевым, во-вторых, упрёк всем остальным, не просто упрёк, а урок всем остальным. Будет открывать рот — будете педофилами, будете наркоманами. Вот я прошу, чтобы мы сейчас сделали панораму. Мы записываем этот фрагмент на детской площадке просто потому, что у нас нет другой во дворе освещённой точки. Вот подойдёшь к ребёнку, который упал, допустим, поднимешь его и вытрешь ему сопли, и все скажут, что ты к этому ребёнку приставал. Ребята, как можно до такой степени растлевать общество? Как можно превращать человека в преступника с этим клеймом, при том, что нет ни одного реального доказательства его насильственных действий по отношению к ребёнку. Я уже не говорю о том, что этот ребёнок четыре года Дмитриева не видел. Дмитриев четыре года назад — в [20]16-м году — был арестован после того, как у него в компьютере нашли несколько фотографий обнажённой девочки, его усыновлённого ребёнка, которые он никому не показывал, нигде не распространял. Ну что это такое? Я в принципе сам кровно заинтересован здесь именно в установлении истины, потому что я хочу знать — всё ли возможно, всё ли уже допустимо, всё ли разрешено. Ведь Дмитриев, человек, который виноват ровно в том, что он сделал фактом общественного сознания, внуш… рассказал этому общественному сознанию ту правду, которую так старательно скрывали, рассказал о механизме совершенно садическом, чудовищно жестоком, о механизме массовых расстрелов, установил памятники этим людям, установил их судьбы… Да, наверное, с чьей-то точки зрения он чудаковат. Потому что заниматься так долго похоронами незахороненных останков и их классификации, выяснением судеб расстрелянных — это не совсем нормально. Ну давайте тогда уж некрофилию ему шить. Потому что никак это на педофилию не тянет. И ещё, раз уж у нас есть такой случай, я хочу сказать вот что. Обычай лепить на врагов режима самые опасные, самые постыдные ярлыки — это, понимаете, палка о двух концах, это всё-таки колоссальное растление общества. И то, что Дмитриева сейчас объявляют педофилом, совершавшим насильственные действия по отношению к ребёнку, это такое растление страны, которому подобного я, пожалуй, не припомню. Многие говорят, что вот моё совколюбие — я говорю, что Советский Союз… Советский Союз был лучше в одном отношении. Он своим диссидентам, как например [Константину] Азадовскому, подбрасывал наркотики, да. Но всё-таки до педофилии дело не доходило. Это, ребята, очень опасный инструмент. В конце концов, если так пойдёт дальше, у этого режима не останется ни одного легального противника. А все его противники автоматически будут объявляться извращенцами. И поневоле начинает закрадываться ужасная мысль: если человек жил здесь и не уехал, то он безусловный извращенец. Нормальным такого человека назвать нельзя. Что касается Юрия Дмитриева, которого я совершенно искренне считаю неправедно осуждённым. Даже если у Дмитриева были какие-то грехи… Я всё готов допустить. Сила внушения огромна. То уж, наверное, не на тринадцать лет. Я обращаюсь к Дмитриеву с одним. Мы знаем, что в России надо жить долго. Я вас очень прошу, Юр, доживите до того момента, когда мы сможем предъявить им обвинения, когда они поплатятся за вас. Потому что посмертное торжество справедливости, как доказал ваш розыск в Сандармохе, от него никому не легче. Доживите до времени, когда эти ваши убийцы будут названы по именам.
— Дело Юрия Дмитриева производит не просто шокирующее, а даже с точки зрения здравого смысла очень странное впечатление. Ну, во-первых, уже в двух судебных процессах сказать, что он изготавливал порнографию не удалось. Получается странная картина с изготовлением порнографии. Он фотографировал действительно ребёнка, действительно усыновлённого [удочерённого], действительно в голом виде. Девять фотографий из двухсот вызвали подозрение у экспертов. Но, во-первых, простите, фотографировать своего ребёнка наедине с собой, никак не распространяя эти фотографии, имеет право вообще-то любой. Тем более, что на этих фотографиях никакой порнографии эксперты не усмотрели. Далее вступает в дело вот уже в последнем процессе такая резкая радикальная перемена приговор, который с трёх лет (ниже нижнего предела) изменился на тринадцать, а порнографию направили на новое доследование. Ну, в мере объективности петрозаводских судов мы можем уже убедиться после того, как Дмитриеву инкриминировано было хранение оружия, имея в виду ржавую часть ствола от давно-давно не существующей винтовки. Но это бог с ним. Это просто наглядная иллюстрация. А вот сейчас, значит, в дело вступила тяжёлая артиллерия в виде обвинения в педофилии. Когда сейчас… когда на наших глазах разворачивается, например, довольно известное дело [Александра] Берёзкина (по-google-ите в Интернете — много интересного узнаете), где против Берёзкина нет вообще ни одного объективного свидетельства, не говоря уже о том, что медицинское освидетельствование девочки, про него такое сказавшей, тоже не выявило абсолютно никаких повреждений. Но не хочу отвлекать именно от дмитриевского вопроса. Обвинения в педофилии — оно — принципиально очень удобно. Удобно оно по двум причинам. Во-первых, достаточно одного слова ребёнка. Ребёнок — ведь это святое, понимаете? Ведь когда ребёнок сказал, ведь ребёнок врать же не будет, правильно, да? Тем более, растлевать ребёнка — это грех с точки зрения Евангелия тягчайший. Тому лучше было бы, чтобы его ввергли в бездну,— сказано там,— с жерновом на шее. Хотя в случае приёмной дочери Дмитриева, у неё тоже не выявлено никаких повреждений. Ну, может, это такой какой-то особо изощрённый, особо хитрый педофил. У них там вообще целое гнездо педофилов, судя по всему. Потому что Сергей Колтырин, который вместе с Дмитриевым раскапывал Сандармох, он был обвинён в педофилии и приговорён к девяти годам строгого режима (всё-таки не к тринадцати), и умер под стражей в апреле этого года. Т.е. автоматически любой противник ФСБ у нас является либо педофилом, либо наркоманом. Это наводит на некоторые размышления. Вероятно, так происходит потому, что все развратные люди, которые к тому же употребляют наркотики, очень сильно ненавидят ФСБ, и не могут ей простить массовых расстрелов в [19]30-е годы. На самом деле этот удивительный парадокс — что у нас все противники власти либо педофилы, либо наркоманы, либо распространители порнографии — объясняется очень просто: по этим обвинениям человека закатать необычайно легко. Ну, подошёл ты к ребёнку, даже к собственному, погладил его по голове — всё, педофил; подбросили тебе — всё, ты наркоман. Это и в [19]70-е годы так было и ничего здесь принципиально нового нет. С Дмитриевым ведь в чём, понимаете, ещё проблема. Наши дети, дети, которые обучались в киношколе московской на Шабаловке, очень часто с Дмитриевым выезжали на раскопки — и в Сандармох, и на Соловки… Мой сын с ним ездил на Соловки. Он его иначе как Хоттабычем не зовёт, и относится к нему с колоссальным уважением. И получается, что мы свои детей доверяли педофилу, у которого в жизни, кстати, ни одного подобного эпизода. А я очень благодарен Дмитриеву за то, что вот Андрей [Быков] с ним туда ездил, именно потому, что он возвращался всякий раз не просто переполненный впечатлениями, он возвращался всякий раз потрясённый. Он видел действительно эти следы массовых захоронений, расстрелов, пыток. И он после этого начинал понимать историю России несколько иначе, несколько что ли более буквально, понимаете, более наглядно. И я с Дмитриевым сам знаком. Он производит впечатление человека вполне адекватного. Была экспертиза у Сербского, которая тоже никакой патологии у него не выявила. Ну нельзя же вот так действительно калечить судьбу человека, судьбу его дочери. Ведь «Медуза», кстати говоря, публиковала фрагменты разговоров психологов с его дочерью, где абсолютно чётко видно… (это там обозначено как коммуникативное насилие) что её подталкивают к определённым ответам. Ну ведь я дальше жить с этим, понимаете, с мыслью от том, что она своего опекуна засадила на тринадцать лет. Ну как же можно так с людьми-то поступать в самом деле? Я уже не говорю о том, что тринадцать лет строгого режима, когда за убийство дают меньше, это очень демонстративная мера. Так не бывает, чтобы суд одной инстанции давал три года, а суд другой — по апелляции — ужесточал до тринадцати. И совершенно очевидно здесь, во-первых, сведение счётов с Дмитриевым, во-вторых, упрёк всем остальным, не просто упрёк, а урок всем остальным. Будет открывать рот — будете педофилами, будете наркоманами. Вот я прошу, чтобы мы сейчас сделали панораму. Мы записываем этот фрагмент на детской площадке просто потому, что у нас нет другой во дворе освещённой точки. Вот подойдёшь к ребёнку, который упал, допустим, поднимешь его и вытрешь ему сопли, и все скажут, что ты к этому ребёнку приставал. Ребята, как можно до такой степени растлевать общество? Как можно превращать человека в преступника с этим клеймом, при том, что нет ни одного реального доказательства его насильственных действий по отношению к ребёнку. Я уже не говорю о том, что этот ребёнок четыре года Дмитриева не видел. Дмитриев четыре года назад — в [20]16-м году — был арестован после того, как у него в компьютере нашли несколько фотографий обнажённой девочки, его усыновлённого ребёнка, которые он никому не показывал, нигде не распространял. Ну что это такое? Я в принципе сам кровно заинтересован здесь именно в установлении истины, потому что я хочу знать — всё ли возможно, всё ли уже допустимо, всё ли разрешено. Ведь Дмитриев, человек, который виноват ровно в том, что он сделал фактом общественного сознания, внуш… рассказал этому общественному сознанию ту правду, которую так старательно скрывали, рассказал о механизме совершенно садическом, чудовищно жестоком, о механизме массовых расстрелов, установил памятники этим людям, установил их судьбы… Да, наверное, с чьей-то точки зрения он чудаковат. Потому что заниматься так долго похоронами незахороненных останков и их классификации, выяснением судеб расстрелянных — это не совсем нормально. Ну давайте тогда уж некрофилию ему шить. Потому что никак это на педофилию не тянет. И ещё, раз уж у нас есть такой случай, я хочу сказать вот что. Обычай лепить на врагов режима самые опасные, самые постыдные ярлыки — это, понимаете, палка о двух концах, это всё-таки колоссальное растление общества. И то, что Дмитриева сейчас объявляют педофилом, совершавшим насильственные действия по отношению к ребёнку, это такое растление страны, которому подобного я, пожалуй, не припомню. Многие говорят, что вот моё совколюбие — я говорю, что Советский Союз… Советский Союз был лучше в одном отношении. Он своим диссидентам, как например [Константину] Азадовскому, подбрасывал наркотики, да. Но всё-таки до педофилии дело не доходило. Это, ребята, очень опасный инструмент. В конце концов, если так пойдёт дальше, у этого режима не останется ни одного легального противника. А все его противники автоматически будут объявляться извращенцами. И поневоле начинает закрадываться ужасная мысль: если человек жил здесь и не уехал, то он безусловный извращенец. Нормальным такого человека назвать нельзя. Что касается Юрия Дмитриева, которого я совершенно искренне считаю неправедно осуждённым. Даже если у Дмитриева были какие-то грехи… Я всё готов допустить. Сила внушения огромна. То уж, наверное, не на тринадцать лет. Я обращаюсь к Дмитриеву с одним. Мы знаем, что в России надо жить долго. Я вас очень прошу, Юр, доживите до того момента, когда мы сможем предъявить им обвинения, когда они поплатятся за вас. Потому что посмертное торжество справедливости, как доказал ваш розыск в Сандармохе, от него никому не легче. Доживите до времени, когда эти ваши убийцы будут названы по именам.