Виктор Ерофеев (фрагмент радио-эфира) // «Эхо Москвы», 11 июня 2021 года
24:03
Виктор Ерофеев в программе «Особое мнение»
ведущая: Ольга Бычкова
[Ольга Бычкова:]
― Когда мы, например, узнаем, если верить расследователям — а почему им не верить, — что Дмитрия Быкова намеренно пытались отравить — вот не только Алексея Навального, теперь выясняется, а Дмитрия Быкова с подробностями и еще других людей, — это же тоже в самом деле какое-то адское Средневековье.
[Виктор Ерофеев:]
― Оля, вы знаете, я был на кинофестивале в Сочи два или три года… в декабре. Большой фестиваль. Нас пытались отравить. Вообще мы чудом остались живы.
[Ольга Бычкова:]
― В смысле?
[Виктор Ерофеев:]
― Вот так. Просто через бутылочки…
[Ольга Бычкова:]
― Кто вас пытался отравить?
[Виктор Ерофеев:]
― Ну, кто? Они же не написали своих…
[Ольга Бычкова:]
― Расскажите об этом. А почему я ничего не слышала об этом раньше?
[Виктор Ерофеев:]
― Я был членом жюри этого фестиваля. Я как-то говорил на «Эхо», но, как-то мельком. И я видел, что какие-то есть силы… знаете, как вот собираются тучи такие, как-то чувствуешь, что вдруг меняется погода. Кому-то я не очень нравился. Я имею в виду там, местным.
И каждый день пластмассовые бутылочки с водой приносили. И вдруг потом они стали стеклянные. Мы подумали с женой: класс, стеклянные все-таки лучше.
Мы собираемся уже на вечер на вручение премии. Берем эту бутылочку, открываем. Катя, моя жена начинает глотать. И вообще какой-то ужас происходит. Я беру эту бутылку открытую. У меня начинается жжение рук. НРЗБ вообще ужас полный.
[Ольга Бычкова:]
― Вы тоже успели от нее отпить?
[Виктор Ерофеев:]
― Не отпил. Я даже дотронулся только. Представляете? Потом мне говорили, что если бы глотнул — остановка сердца и до свидания. Вот.
[Ольга Бычкова:]
― А с Катей, что было дальше?
[Виктор Ерофеев:]
― Ничего. Отмылись мы от этого и пошли. Нет, мы взывали сначала гостиничную безопасность. Пришли, они тоже попробовали. У них просто слезы потекли. Потом пришли загадочные люди, казали: «Лучше езжайте домой, в Москву. Не надо… Потому что кто-то скажет, что вы хотели жену отравить. Жене скажут, что мужа отравить». Я подумал: «Сочи, не тот город, где можно искать справедливость».
Но здесь, Оля, было ощущение такое… во-первых, непонятно, кто бутылочку… Это же не стояло… можно было глотнуть. Когда я рассказал врачам, они сказали — просто остановка сердца, а если так повезло, от отключается печень, почки и всё.
[Ольга Бычкова:]
― Еще раз это было… В декабре 20-го…
[Виктор Ерофеев:]
― Не-не, 18-го.
[Ольга Бычкова:]
― В Сочи на фестивале.
[Виктор Ерофеев:]
― Мы спустились. Вечер. Просто все отпрянули, когда мы сказали, что чудом остались живы.
[Ольга Бычкова:]
― То есть вам стало плохо не от того, что вы пили такую жидкость…
[Виктор Ерофеев:]
― Даже нанюхались. И дотронулись. Она взяла в рот и сразу выплюнула, слава богу.
[Ольга Бычкова:]
― И после этого ничего не было больше с вами?
[Виктор Ерофеев:]
― Ничего не было больше. И руки горели, пальцы горели.
[Ольга Бычкова:]
― И следы были какие-то на руках?
[Виктор Ерофеев:]
― Нет, следов не было, просто горело.
[Ольга Бычкова:]
― А врачи вам сказали, что…
[Виктор Ерофеев:]
― Врачи сказали, сердце бы остановилось.
[Ольга Бычкова:]
― А почему они так решили?
[Виктор Ерофеев:]
― Мы отдали эту бутылку. Может быть, надо было взять с собой на анализ. Но мы этой гостиничной безопасности отдали эту бутылку. В общем…
Если бы это была Москва, можно было все это сделать. Но там, видимо, все было в таком квадрате, куда не пробьёшься ни с какой справедливостью.
[Ольга Бычкова:]
― А кто вам казал: «Уезжайте в Москву»?
[Виктор Ерофеев:]
― Там какой-то появляется человек в таких случаях и говорит, что из безопасности гостиницы. «Вы знаете, — так пальцы жмет, говорит — Знаете, все-таки лучше езжайте. Когда вы?..» — «Завтра». Потому что это был прощальный вечер. — «Ну, вот и уезжайте».
[Ольга Бычкова:]
― Ничего себе история.
[Виктор Ерофеев:]
― Нет, ну, за то, что я пишу, многие не любят, — это для меня не новость. То, что, в общем-то, этот фестиваль окучивали наши славные казаки, тоже не новость. Значит, они могли сделать…
[Ольга Бычкова:]
― Еще и казаки могли это сделать…
[Виктор Ерофеев:]
― Там были. Там было достаточно много казачьих людей.
[Ольга Бычкова:]
― Ну что, казаки вас пытались отравить?
[Виктор Ерофеев:]
― Я не знаю. Я ничего не говорю ни про казаков… ни про кого. Но это вообще шок.
[Ольга Бычкова:]
― А запах? На что похоже?
[Виктор Ерофеев:]
― Знаете, чесночный такой запах. Чесночно-луковый.
[Ольга Бычкова:]
― То есть такой не может быть у минеральной воды. А бутылка была запечатанная?
[Виктор Ерофеев:]
― Запечатанная, да. Утром приносили. Ну, может быть, ни ее как-то правильно закрыли.
[Ольга Бычкова:]
― Я не спросила про врачей…
[Виктор Ерофеев:]
― Уже здесь, в Москве. И рассказали и про этот запах… Врачи сказали, что это очень нехорошее дело НРЗБ.
[Ольга Бычкова:]
― А врачи откуда знают?
[Виктор Ерофеев:]
― Я не знаю. Тут уж хороших врачей поспрашивал.
[Ольга Бычкова:]
― То есть просто знакомых врачей.
[Виктор Ерофеев:]
― Ну, разумеется, конечно.
[Ольга Бычкова:]
― Ну, хорошо… Только ничего хорошего, конечно.
[Виктор Ерофеев:]
― Я просто хочу сказать, что как только случилось с Быковым, мне почему-то позвонила газета «Вечерняя Москва», спросила, как я к этому отношусь. Я сказал: «Это ужас какой-то вообще… Невозможно себе представить, чтобы прямо в стране человека травили».
У меня сложные отношения с Быковым. Он меня совершенно не признает. Я его считаю, наоборот, хорошим просветителем, прекрасным поэтом. У нас неравноправные отношения. Но я ему желаю самого лучшего, здоровья, большого количества книг. Я прочитал с удовольствием его книгу о Пастернаке. Он даже тут, на «Эхо Москвы» постоянно меня ругает. Ну, пусть. Это его право и обязанность.
[Ольга Бычкова:]
― Это совершенно другой вопрос.
[Виктор Ерофеев:]
― Это совершенно другой вопрос. Конечно, это не имеет отношения.
[Ольга Бычкова:]
― Ваши литературные споры — это тема других передач.
[Виктор Ерофеев:]
― Это тоже интересно…
[Ольга Бычкова:]
― Это очень интересно.
[Виктор Ерофеев:]
― Но я ему желаю просто самого лучшего. И, мне кажется, что он достоин того, чтобы он жил талантливо, долго и счастливо.
[Ольга Бычкова:]
― Ну, и вы тоже достойны этого. И пускай все живут долго и никого не травят.
[Виктор Ерофеев:]
― Спасибо.
[Ольга Бычкова:]
― Нет, я просто из гуманистических чисто соображений. Скажите, а у вас есть объяснение, если считать, что это было отравление и то было отравление?
[Виктор Ерофеев:]
― Я это не сравниваю. Просто частный случай. Я как-то о нем сказал на «Эхо Москвы», как раз в то время… Но как-то все незаметно. А тут на фоне расследования Быкова встает вопрос, что, видимо, это не первый раз… И потом мы знаем, что есть и другие, политические ходы…
[Ольга Бычкова:]
― Расследователи утверждают, что это не единственный случай. Вернее, это не два и не три случая, которые мы знаем. У вас есть какое-нибудь объяснение, почему эти люди так делают? Вы думали?
[Виктор Ерофеев:]
― У меня нет такого объяснения. Но то, что связано с ядами — это тоже часть какой-то определенной ментальности. Эта брутальность, которая свойство человека, который злопамятен, который хочет своего врага, которого он считает, безусловно, предателем страны, он хочет ему доставить максимум несчастья перед тем, как он умрет. А тут, видимо, за этим стоит характер, а не ведомства. За этим стоит характер.
[Ольга Бычкова:]
― Что-то большее.
― Когда мы, например, узнаем, если верить расследователям — а почему им не верить, — что Дмитрия Быкова намеренно пытались отравить — вот не только Алексея Навального, теперь выясняется, а Дмитрия Быкова с подробностями и еще других людей, — это же тоже в самом деле какое-то адское Средневековье.
[Виктор Ерофеев:]
― Оля, вы знаете, я был на кинофестивале в Сочи два или три года… в декабре. Большой фестиваль. Нас пытались отравить. Вообще мы чудом остались живы.
[Ольга Бычкова:]
― В смысле?
[Виктор Ерофеев:]
― Вот так. Просто через бутылочки…
[Ольга Бычкова:]
― Кто вас пытался отравить?
[Виктор Ерофеев:]
― Ну, кто? Они же не написали своих…
[Ольга Бычкова:]
― Расскажите об этом. А почему я ничего не слышала об этом раньше?
[Виктор Ерофеев:]
― Я был членом жюри этого фестиваля. Я как-то говорил на «Эхо», но, как-то мельком. И я видел, что какие-то есть силы… знаете, как вот собираются тучи такие, как-то чувствуешь, что вдруг меняется погода. Кому-то я не очень нравился. Я имею в виду там, местным.
И каждый день пластмассовые бутылочки с водой приносили. И вдруг потом они стали стеклянные. Мы подумали с женой: класс, стеклянные все-таки лучше.
Мы собираемся уже на вечер на вручение премии. Берем эту бутылочку, открываем. Катя, моя жена начинает глотать. И вообще какой-то ужас происходит. Я беру эту бутылку открытую. У меня начинается жжение рук. НРЗБ вообще ужас полный.
[Ольга Бычкова:]
― Вы тоже успели от нее отпить?
[Виктор Ерофеев:]
― Не отпил. Я даже дотронулся только. Представляете? Потом мне говорили, что если бы глотнул — остановка сердца и до свидания. Вот.
[Ольга Бычкова:]
― А с Катей, что было дальше?
[Виктор Ерофеев:]
― Ничего. Отмылись мы от этого и пошли. Нет, мы взывали сначала гостиничную безопасность. Пришли, они тоже попробовали. У них просто слезы потекли. Потом пришли загадочные люди, казали: «Лучше езжайте домой, в Москву. Не надо… Потому что кто-то скажет, что вы хотели жену отравить. Жене скажут, что мужа отравить». Я подумал: «Сочи, не тот город, где можно искать справедливость».
Но здесь, Оля, было ощущение такое… во-первых, непонятно, кто бутылочку… Это же не стояло… можно было глотнуть. Когда я рассказал врачам, они сказали — просто остановка сердца, а если так повезло, от отключается печень, почки и всё.
[Ольга Бычкова:]
― Еще раз это было… В декабре 20-го…
[Виктор Ерофеев:]
― Не-не, 18-го.
[Ольга Бычкова:]
― В Сочи на фестивале.
[Виктор Ерофеев:]
― Мы спустились. Вечер. Просто все отпрянули, когда мы сказали, что чудом остались живы.
[Ольга Бычкова:]
― То есть вам стало плохо не от того, что вы пили такую жидкость…
[Виктор Ерофеев:]
― Даже нанюхались. И дотронулись. Она взяла в рот и сразу выплюнула, слава богу.
[Ольга Бычкова:]
― И после этого ничего не было больше с вами?
[Виктор Ерофеев:]
― Ничего не было больше. И руки горели, пальцы горели.
[Ольга Бычкова:]
― И следы были какие-то на руках?
[Виктор Ерофеев:]
― Нет, следов не было, просто горело.
[Ольга Бычкова:]
― А врачи вам сказали, что…
[Виктор Ерофеев:]
― Врачи сказали, сердце бы остановилось.
[Ольга Бычкова:]
― А почему они так решили?
[Виктор Ерофеев:]
― Мы отдали эту бутылку. Может быть, надо было взять с собой на анализ. Но мы этой гостиничной безопасности отдали эту бутылку. В общем…
Если бы это была Москва, можно было все это сделать. Но там, видимо, все было в таком квадрате, куда не пробьёшься ни с какой справедливостью.
[Ольга Бычкова:]
― А кто вам казал: «Уезжайте в Москву»?
[Виктор Ерофеев:]
― Там какой-то появляется человек в таких случаях и говорит, что из безопасности гостиницы. «Вы знаете, — так пальцы жмет, говорит — Знаете, все-таки лучше езжайте. Когда вы?..» — «Завтра». Потому что это был прощальный вечер. — «Ну, вот и уезжайте».
[Ольга Бычкова:]
― Ничего себе история.
[Виктор Ерофеев:]
― Нет, ну, за то, что я пишу, многие не любят, — это для меня не новость. То, что, в общем-то, этот фестиваль окучивали наши славные казаки, тоже не новость. Значит, они могли сделать…
[Ольга Бычкова:]
― Еще и казаки могли это сделать…
[Виктор Ерофеев:]
― Там были. Там было достаточно много казачьих людей.
[Ольга Бычкова:]
― Ну что, казаки вас пытались отравить?
[Виктор Ерофеев:]
― Я не знаю. Я ничего не говорю ни про казаков… ни про кого. Но это вообще шок.
[Ольга Бычкова:]
― А запах? На что похоже?
[Виктор Ерофеев:]
― Знаете, чесночный такой запах. Чесночно-луковый.
[Ольга Бычкова:]
― То есть такой не может быть у минеральной воды. А бутылка была запечатанная?
[Виктор Ерофеев:]
― Запечатанная, да. Утром приносили. Ну, может быть, ни ее как-то правильно закрыли.
[Ольга Бычкова:]
― Я не спросила про врачей…
[Виктор Ерофеев:]
― Уже здесь, в Москве. И рассказали и про этот запах… Врачи сказали, что это очень нехорошее дело НРЗБ.
[Ольга Бычкова:]
― А врачи откуда знают?
[Виктор Ерофеев:]
― Я не знаю. Тут уж хороших врачей поспрашивал.
[Ольга Бычкова:]
― То есть просто знакомых врачей.
[Виктор Ерофеев:]
― Ну, разумеется, конечно.
[Ольга Бычкова:]
― Ну, хорошо… Только ничего хорошего, конечно.
[Виктор Ерофеев:]
― Я просто хочу сказать, что как только случилось с Быковым, мне почему-то позвонила газета «Вечерняя Москва», спросила, как я к этому отношусь. Я сказал: «Это ужас какой-то вообще… Невозможно себе представить, чтобы прямо в стране человека травили».
У меня сложные отношения с Быковым. Он меня совершенно не признает. Я его считаю, наоборот, хорошим просветителем, прекрасным поэтом. У нас неравноправные отношения. Но я ему желаю самого лучшего, здоровья, большого количества книг. Я прочитал с удовольствием его книгу о Пастернаке. Он даже тут, на «Эхо Москвы» постоянно меня ругает. Ну, пусть. Это его право и обязанность.
[Ольга Бычкова:]
― Это совершенно другой вопрос.
[Виктор Ерофеев:]
― Это совершенно другой вопрос. Конечно, это не имеет отношения.
[Ольга Бычкова:]
― Ваши литературные споры — это тема других передач.
[Виктор Ерофеев:]
― Это тоже интересно…
[Ольга Бычкова:]
― Это очень интересно.
[Виктор Ерофеев:]
― Но я ему желаю просто самого лучшего. И, мне кажется, что он достоин того, чтобы он жил талантливо, долго и счастливо.
[Ольга Бычкова:]
― Ну, и вы тоже достойны этого. И пускай все живут долго и никого не травят.
[Виктор Ерофеев:]
― Спасибо.
[Ольга Бычкова:]
― Нет, я просто из гуманистических чисто соображений. Скажите, а у вас есть объяснение, если считать, что это было отравление и то было отравление?
[Виктор Ерофеев:]
― Я это не сравниваю. Просто частный случай. Я как-то о нем сказал на «Эхо Москвы», как раз в то время… Но как-то все незаметно. А тут на фоне расследования Быкова встает вопрос, что, видимо, это не первый раз… И потом мы знаем, что есть и другие, политические ходы…
[Ольга Бычкова:]
― Расследователи утверждают, что это не единственный случай. Вернее, это не два и не три случая, которые мы знаем. У вас есть какое-нибудь объяснение, почему эти люди так делают? Вы думали?
[Виктор Ерофеев:]
― У меня нет такого объяснения. Но то, что связано с ядами — это тоже часть какой-то определенной ментальности. Эта брутальность, которая свойство человека, который злопамятен, который хочет своего врага, которого он считает, безусловно, предателем страны, он хочет ему доставить максимум несчастья перед тем, как он умрет. А тут, видимо, за этим стоит характер, а не ведомства. За этим стоит характер.
[Ольга Бычкова:]
― Что-то большее.
